ЗНАКОМСТВА ДЛЯ ТЕХ КОМУ ЗA 30 |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » ЗНАКОМСТВА ДЛЯ ТЕХ КОМУ ЗA 30 » стихотворения о любви » стихотворения о любви
Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.
Мне без тебя каждый час – с год;
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать –
Бедность друзей, верность врагов,
Я ничего не хочу ждать.
Кроме твоих драгоценных шагов.
Свежак надрывается. Прёт на рожон
Азовского моря корыто.
Арбуз на арбузе — и трюм нагружён,
Арбузами пристань покрыта.
Не пить первача в дорассветную стыдь,
На скучном зевать карауле,
Три дня и три ночи придется проплыть—
И мы паруса развернули...
В густой бородач ударяет бурун,
Чтоб брызгами вдрызг разлететься;
Я выберу звонкий, как бубен, кавун —
И ножиком вырежу сердце...
Пустынное солнце садится в рассол,
И выпихнут месяц волнами...
Свежак задувает!
Наотмашь!
Пошёл!
Дубок, шевели парусами!
Густыми барашками море полно,
И трутся арбузы, и в трюме темно...
В два пальца, по-боцмански, ветер свистит,
И тучи сколочены плотно.
И ёрзает руль, и обшивка трещит,
И забраны в рифы полотна.
Сквозь волны — навылет!
Сквозь дождь — наугад!
В свистящем гонимые мыле,
Мы рыщем на ощупь...
Навзрыд и не в лад
Храпят полотняные крылья.
Мы втянуты в дикую карусель.
И море топочет как рынок,
На мель нас кидает,
Нас гонит на мель
Последняя наша путина!
Козлами кудлатыми море полно,
И трутся арбузы, и в трюме темно...
Я песни последней ещё не сложил,
А смертную чую прохладу...
Я в карты играл, я бродягою жил,
И море приносит награду,—
Мне жизни веселой теперь не сберечь —
И руль оторвало, и в кузове течь!
Пустынное солнце над морем встаёт,
Чтоб воздуху таять и греться;
Не видно дубка, и по волнам плывёт
Кавун с нарисованным сердцем...
В густой бородач ударяет бурун,
Скумбрийная стая играет,
Низовый на зыби качает кавун —
И к берегу он подплывает...
Конец путешествию здесь он найдёт,
Окончены ветер и качка,—
Кавун с нарисованным сердцем берёт
Любимая мною казачка...
И некому здесь надоумить её,
Что в руки взяла она сердце моё!..
Когда б вы менее прекрасной
Случайно слыли у молвы;
Когда бы прелестью опасной
Не столь опасны были вы...
Когда б еще сей голос нежный
И томный пламень сих очей
Любовью менее мятежной,
Могли грозить душе моей;
Когда бы больше мне на доли
Даров послал цитерский бог, —
Тогда я дал бы сердцу волю,
Тогда любить я вас бы мог.
Предаться нежному участью
Мне тайный голос не велит...
И удивление, по счастью,
От стрел любви меня хранит.
Мы пьем в любви отраву сладкую;
Но всё отраву пьем мы в ней,
И платим мы за радость краткую
Ей безвесельем долгих дней.
Огонь любви, огонь живительный,-
Все говорят,- но что мы зрим?
Опустошает, разрушительный,
Он душу, объятую им!
Кто заглушит воспоминания
О днях блаженства и страдания,
О чудных днях твоих, любовь?
Тогда я ожил бы для радости,
Для снов златых цветущей младости
Тебе открыл бы душу вновь.
Нет, обманула вас молва,
По-прежнему дышу я вами,
И надо мной свои права
Вы не утратили с годами.
Другим курил я фимиам,
Но вас носил в святыне сердца;
Молился новым образам,
Но с беспокойством староверца.
Решительно печальных строк моих
Не хочешь ты ответом удостоить;
Не тронулась ты нежным чувством их
И презрела мне сердце успокоить!
Не оживу я в памяти твоей,
Не вымолю прощенья у жестокой!
Виновен я: я был неверен ей;
Нет жалости к тоске моей глубокой!
Виновен я: я славил жен других...
Так! но когда их слух предубежденный
Я обольщал игрою струн моих,
К тебе летел я думой умиленной,
Тебя я пел под именами их.
Виновен я: на балах городских,
Среди толпы, весельем оживленной,
При гуле струн, в безумном вальсе мча
То Делию, то Дафну, то Лилету
И всем троим готовый сгоряча
Произнести по страстному обету;
Касался душистых их кудрей
Лицом моим; -объемля жадной дланью
Их стройный стан;—так! в памяти моей
Уж не было подруги прежних дней,
И предан был я новому мечтанью!
Но к ним ли я любовию пылал?
Нет, милая! когда в уединенье
Себя потом я тихо поверял,
Их находя в моем воображенье,
Тебя одну я в сердце обретал!
Приветливых послушных без ужимок,
Улыбчивых для шалости младой,
Из-за угла пафосских пилигримок
Я сторожил вечернею порой;
На миг один их своевольный пленник,
Я только был шалун, а не изменник.
Нет! более надменна, чем нежна,
Ты все еще обид, своих полна...
Прости ж навек! но знай, что двух виновных,
Не одного, найдутся имена
В стихах моих, в преданиях любовных.
Сей поцелуй, дарованный тобой,
Преследует мое воображенье:
И в шуме дня и в тишине ночной
Я чувствую его напечатленье!
Сойдет ли сон и взор сомкнет ли мой —
Мне снишься ты, мне снится наслажденье!
Обман исчез, нет счастья! и со мной
Одна любовь, одно изнеможенье.
Приманкой ласковых речей
Вам не лишить меня рассудка!
Конечно, многих вы милей,
Но вас любить — плохая шутка!
Вам не нужна любовь моя,
Не слишком заняты вы мною,
Не нежность — прихоть вашу я
Признаньем страстным успокою.
Вам дорог я, твердите вы,
Но лишний пленник вам дороже;
Вам очень мил я, но, увы!
Вам и другие милы тоже.
С толпой соперников моих
Я состязаться не дерзаю
И превосходной силе
их Без битвы поле уступлю.
Притворной нежности не требуй от меня,
Я сердца моего не скрою хлад печальный.
Ты права, в нем уж нет прекрасного огня
Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил
И милый образ твой и прежние мечтанья:
Безжизненны мои воспоминанья,
Я клятвы дал, но дал их выше сил.
Я не пленен красавицей другою,
Мечты ревнивые от сердца удали;
Но годы долгие в разлуке протекли.
Но в бурях жизненных развлекся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней;
Уже к тебе взывал я редко, принужденно,
И пламень мой, слабея постепенно,
Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает,
Но я любить не буду вновь;
Вновь не забудусь я: вполне уповает
Нас только первая любовь.
Грущу я; но и грусть минует, знаменуя
Судьбины полную победу надо мной;
Кто знает? мнением сольюся я с толпой;
Подругу, без любви — кто знает?— изберу я.
На брак обдуманный я руку ей подам
И в храме стану рядом с нею,
Невинной, преданной, быть может, лучшим снам,
И назову ее моею;
И весть к тебе придет, но не завидуй нам:
Обмена тайных дум не будет между нами,
Душевным прихотям мы воли не дадим,
Мы не сердца под брачными венцами —
Мы жребии свои соединим.
Прощай! Мы долго шли дорогою одною:
Путь новый я избрал, путь новый избери;
Печаль бесплодную рассудком усмири
И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.
Простите, милые досуги
Разгульной юности моей,
Любви и радости подруги,
Простите! вяну в утро дней!
Не мне стезею потаенной,
В ночь молчаливою, тишком,
Младую деву под плащом
Вести в альков уединенный.
Бежит изменница-любовь!
Светильник дней моих бледнеет.
Ее дыханье не согреет
Мою хладеющую кровь.
Следы печалей, изнуренья
Приметит в страждущем она.
Не смейтесь, девы наслажденья,
И ваша скроется весна,
И вам пленять недолго взоры
Младою пышной красотой;
За что ж в болезни роковой
Я слышу горькие укоры?
Я прежде бодр и весел был,
Зачем печального бежите?
Подруги милые! вздохните:
Он сколько мог любви служил.
Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей:
Разочарованному чужды
Все оболыценья прежних дней!
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!
Слепой тоски моей не множь,
Не заводи о прежнем слова,
И, друг заботливый, больного
В его дремоте не тревожь!
Я сплю, мне сладко усыпленье;
Забудь бывалые мечты:
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.
Он близок, близок день свиданья,
Тебя, мой друг, увижу я!
Скажи: восторгом ожиданья
Что ж не трепещет грудь моя?
Не мне роптать; но дни печали,
Быть может, поздно миновали:
С тоской на радость я гляжу, —
Не для меня ее сиянье,
И я напрасно упованье
В больной душе моей бужу.
Судьбы ласкающей улыбкой
Я наслаждаюсь не вполне:
Все мнится, счастлив я ошибкой,
И не к лицу веселье мне.
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью твоей
Меня в стране пленяешь дальной.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенный,
Повсюду странствует со мной.
Хранитель гений мой - любовью
В утеху дан разлуке он;
Засну ль?- приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.
Гусар, на саблю опираясь,
В глубокой горести стоял;
Надолго с милой разлучаясь,
Вздыхая, он сказал:
"Не плачь, красавица! Слезами
Кручине злой не пособить!
Клянуся честью и усами
Любви не изменить!
Любви непобедима сила!
Она мой верный щит в войне;
Булат в руке, а в сердце Лила,-
Чего страшиться мне?
Не плачь, красавица! Слезами
Кручине злой не пособить!
А если изменю... усами
Клянусь, наказан быть!
Тогда мой верный конь споткнися,
Летя во вражий стан стрелой,
Уздечка браная порвися
И стремя под ногой!
Пускай булат в руке с размаха
Изломится, как прут гнилой,
И я, бледнея весь от страха,
Явлюсь перед тобой!"
Но верный конь не спотыкался
Под нашим всадником лихим;
Булат в боях не изломался,-
И честь гусара с ним!
А он забыл любовь и слезы
Своей пастушки дорогой
И рвал в чужбине счастья розы
С красавицей другой.
Но что же сделала пастушка?
Другому сердце отдала.
Любовь красавицам - игрушка,
А клятвы их - слова!
Всё здесь, друзья! изменой дышит,
Теперь нет верности нигде!
Амур, смеясь, все клятвы пишет
Стрелою на воде.
Быть может, когда ты уйдешь от меня,
Ты будешь ко мне холодней.
Но целую жизнь, до последнего дня,
О друг мой, ты будешь моей.
Я знаю, что новые страсти придут,
С другим ты забудешься вновь.
Но в памяти прежние образы ждут,
И старая тлеет любовь.
И будет мучительно-сладостный миг:
В лучах отлетевшего дня,
С другим заглянувши в бессмертный родник,
Ты вздрогнешь — и вспомнишь меня.
Есть поцелуи — как сны свободные,
Блаженно-яркие, до исступления.
Есть поцелуи — как снег холодные.
Есть поцелуи — как оскорбление.
О, поцелуи — насильно данные,
О, поцелуи — во имя мщения!
Какие жгучие, какие странные,
С их вспышкой счастия и отвращения!
Беги же с трепетом от исступленности,
Нет меры снам моим, и нет названия.
Я силен — волею моей влюбленности,
Я силен дерзостью — негодования!
Она пришла ко мне, молчащая, как ночь,
Глядящая, как ночь, фиалками-очами,
Где росы кроткие звездилися лучами,
Она пришла ко мне — такая же точь-в-точь,
Как тиховейная, как вкрадчивая ночь.
Ее единый взгляд проник до глуби тайной,
Где в зеркале немом — мое другое я,
И я — как лик ея, она — как тень моя,
Мы молча смотримся в затон необычайный,
Горящий звездностью, бездонностью и тайной.
Она отдалась без упрека,
Она целовала без слов.
- Как темное море глубоко,
Как дышат края облаков!
Она не твердила: "Не надо",
Обетов она не ждала.
- Как сладостно дышит прохлада,
Как тает вечерняя мгла!
Она не страшилась возмездья,
Она не боялась утрат.
- Как сказочно светят созвездья,
Как звезды бессмертно горят!
Было поздно в наших думах.
Пела полночь с дальних башен.
Темный сон домов угрюмых
Был таинственен и страшен.
Было тягостно-обидно.
Даль небес была беззвездна.
Было слишком очевидно,
Что любить, любить нам - поздно.
Мы не поняли начала
Наших снов и песнопений.
И созвучье отзвучало
Без блаженных исступлений.
И на улицах угрюмых
Было скучно и морозно.
Било полночь в наших думах
Было поздно, поздно, поздно.
Вода, отстаиваясь, отдает
осадок дну, и глубина яснеет.
Меж голых, дочиста отмытых стен,
где глинян пол и низок свод; в затворе
меж четырех углов, где отстоялась
такая тишина, что каждой вещи
возвращена существенность: где камень
воистину есть камень, в очаге
огонь -- воистину огонь, в бадье
вода -- воистину вода, и в ней
есть память бездны, осененной Духом,--
а больше взгляд не сыщет ничего,--
меж голых стен, меж четырех углов
стоит недвижно на молитве Дева.
Отказ всему, что -- плоть и кровь; предел
теченью помыслов. Должны умолкнуть
земные чувства. Видеть и внимать,
вкушать, и обонять, и осязать
единое, в изменчивости дней
неизменяемое: верность Бога.
Стоит недвижно Дева, покрывалом
поникнувшее утаив лицо,
сокрыв от мира -- взор, и мир -- от взора;
вся сила жизни собрана в уме,
и собран целый ум в едином слове
молитвы.
Как бы страшно стало нам,
когда бы прикоснулись мы к такой
сосредоточенности, ни на миг
не позволяющей уму развлечься.
Нам показалось бы, что этот свет
есть смерть. Кто видел Бога, тот умрет,--
закон для персти.
Праотец людей,
вкусив и яд греха, и стыд греха,
еще в Раю искал укрыть себя,
поставить Рай между собой и Богом,
творенье Бога превратив в оплот
противу Бога, извращая смысл
подаренного чувствам: видеть все --
предлог, чтобы не видеть, слышать все --
предлог, чтобы не слышать; и рассудок
сменяет помысл помыслом, страшась
остановиться.
Всуе мудрецы
об адамантовых учили гранях,
о стенах из огня, о кривизне
пространства: тот незнаемый предел,
что отделяет ум земной от Бога,
есть наше невнимание. Когда б
нам захотеть всей волею -- тотчас
открылось бы, как близок Бог. Едва
достанет места преклонить колена.
Но кто же стерпит, вопрошал пророк,
пылание огня? Кто стерпит жар
сосредоточенности? Неповинный,
сказал пророк. Но и сама невинность
с усилием на эту крутизну
подъемлется.
Внимание к тому,
что плоти недоступно, есть для плоти
подобье смерти. Мысль пригвождена,
и распят ум земной; и это -- крест
внимания. Вся жизнь заключена
в единой точке словно в жгучей искре,
все в сердце собрано, и жизнь к нему
отхлынула. От побелевших пальцев,
от целого телесного состава
жизнь отошла -- и перешла в молитву.
Колодезь Божий. Сдержана струя,
и воды отстоялись. Чистота
начальная: до дна прозрачна глубь.
И совершилось то, что совершилось:
меж голых стен, меж четырех углов
явился, затворенную без звука
минуя дверь и словно проступив
в пространстве нашем из иных глубин,
непредставимых, волей дав себя
увидеть,-- тот, чье имя: Божья сила.
Кто изъяснял пророку счет времен
на бреге Тигра, в огненном явясь
подобии. Кто к старцу говорил,
у жертвенника стоя. Божья сила.
Он видим был -- в пространстве, но пространству
давая меру, как отвес и ось,
неся в себе самом уставы те,
что движут звездами. Он видим был
меж голых стен, меж четырех углов,
как бы живой кристалл иль столп огня.
И слово власти было на устах,
неотвратимое. И власть была
в движенье рук, запечатлевшем слово.
Он говорил. Он обращался к Ней.
Учтивость неба: он Ее назвал
по имени. Он окликал Ее
тем именем земным, которым мать
Ее звала, лелея в колыбели:
Мария! Так, как мы Ее зовем
в молитвах: Благодатная Мария!
Но странен слуху был той речи звук:
не лепет губ, и языка, и неба,
в котором столько влажности, не выдох
из глуби легких, кровяным теплом
согретых, и не шум из недр гортани,--
но так, как будто свет заговорил;
звучание без плоти и без крови,
легчайшее, каким звезда звезду
могла б окликнуть: "Радуйся, Мария!"
Звучала речь, как бы поющий свет:
"О, Благодатная -- Господь с Тобою --
между женами Ты благословенна --"
Учтивость неба? Ум, осиль: Того,
Кто создал небеса. Коль эта весть
правдива, через Вестника Творец
приветствует творение. Ужель
вернулось время на заре времен
неоскверненной: миг, когда судил
Создатель о земле Своей: "Добро
зело",-- и ликовали звезды? Где ж
проклятие земле? Где, дочерь Евы?
И все легло на острие меча.
О, лезвие, что пронизало разум до
сердцевины. Ты, что призвана:
как знать, что это не соблазн? Как знать,
что это не зиянье древней бездны
безумит мысль? Что это не глумленье
из-за пределов мира, из-за грани
последнего запрета?
Сколько дев
языческих, в чьем девстве -- пустота
безлюбия, на горделивых башнях
заждались гостя звездного, чтоб он
согрел их холод, женскую смесив
с огнем небесным кровь; из века в век
сидели по затворам Вавилона
служанки злого таинства, невесты
небытия; и молвилась молва
о высотах Ермонских, где сходили
для странных браков к дочерям людей
во славе неземные женихи,
премудрые,-- и покарал потоп
их древний грех.
Но здесь -- иная Дева,
в чьей чистоте -- вся ревность всех пророков
Израиля, вся ярость Илии,
расторгнувшая сеть Астарты; Дева,
возросшая под заповедью той,
что верному велит: не принимать
языческого бреда о Невесте
превознесенной. Разве не навек
отсечено запретное?
Но Вестник
уже заговорил опять, и речь
его была прозрачна, словно грань
между камней твердейшего, и так
учительно ясна, чтобы воззвать
из оторопи ум, смиряя дрожь:
"Не бойся, Мариам; Ты не должна
страшиться, ибо милость велика
Тебе от Бога".
О, не лесть: ни слова
о славе звездной: все о Боге, только
о Боге. Испытуется душа:
воистину ли веруешь, что Бог
есть Милостивый? -- и дает ответ:
воистину! До самой глубины:
воистину! Из сердцевины сердца:
воистину! Как бы младенца плач,
стихает смута мыслей, и покой
нисходит. Тот, кто в Боге утвержден,
да не подвижется. О, милость, милость,
как ты тверда.
И вновь слова звучат
и ум внимает:
"Ты зачнешь во чреве,
И Сын родится от Тебя, и дашь
Ему Ты имя: Иисус -- Господь
спасает".
Имя силы, что во дни
Навиновы гремело. Солнце, стань
над Гаваоном и луна -- над долом
Аиалон!
"И будет Он велик,
и назовут Его правдиво Сыном
Всевышнего; и даст Ему Господь
престол Давида, пращура Его,
и воцарится Он над всем народом
избрания, и царствию Его
конца не будет".
Нет, о, нет конца
отверстой глуби света. Солнце правды,
от века чаянное, восстает
возрадовать народы; на возврат
обращена река времен, и царство
восстановлено во славе, как во дни
начальные. О, слава, слава -- злато
без примеси, без порчи: наконец,
о, наконец Господь в Своем дому --
хозяин, и сбываются слова
обетований. Он приходит -- Тот,
чье имя чудно: Отрок, Отрасль -- тонкий
росток процветший, царственный побег
от корня благородного; о Ком
порой в загадках, а порой с нежданным
дерзанием от века весть несли
сжигаемые вестью; Тот, пред Кем
в великом страхе лица сокрывают
Шестикрылатые --
Но в тишине
неимоверной ясно слышен голос
Отроковицы -- ломкий звук земли
над бездной неземного; и слова
текут -- студеный и прозрачный ток
трезвейшей влаги: Внятен в тишине,
меж: голых стен, меж четырех углов
вопрос:
"Как это будет, если Я
не знаю мужа?"
-- Голос человека
пред крутизной всего, что с человеком
так несоизмеримо. О, зарок
стыдливости: блюдут ли небеса,
что человек блюдет? Не пощадит --
иль пощадит Незримый волю Девы
и выбор Девы? О, святой затвор
обета, в тесноте телесной жизни
хранимого; о, как он устоит
перед безмерностию, что границ
не знает? Наставляемой мольба
о наставлении: "как это будет?" --
Дверь мороку закрыта. То, что Божье,
откроет только Бог. На все судил
Он времена: "Мои пути -- не ваши
пути". Господне слово твердо. Тайну
гадания не разрешат. Не тем,
кто испытует Божий мрак, себя
обманывая сами, свой ответ
безмолвию подсказывая, бездне
нашептывая,-- тем, кто об ответе
всей слезной болью молит, всей своей
неразделенной волей, подается
ответ.
И Вестник говорит, и вновь
внимает Наставляемая, ум
к молчанию понудив:
"Дух Святой --
тот Огнь живой, что на заре времен
витал над бездной, из небытия
тварь воззывая, возгревая вод
глубь девственную,-- снидет на Тебя;
и примет в сень Свою Тебя, укрыв
как бы покровом Скинии, крыла
Шехины простирая над Тобой,
неотлучима от Тебя, как Столп
святой -- в ночи, во дни -- неотлучим
был от Израиля, как слава та,
что осияла новозданный Храм
и соприсущной стала, раз один
в покой войдя,-- так осенит Тебя
Всевышнего всезиждущая сила".
О, сила. Тот, чье имя -- Божья сила,
учил о Силе, что для всякой силы
дает исток. Господень ли глагол
без силы будет? Сила ль изнеможет
перед немыслимым, как наша мысль
изнемогает?
Длилось, длилось слово
учительное Вестника -- и вот
что чудно было:
ангельская речь--
как бы не речь, а луч, как бы звезда,
глаголющая -- что же возвещала
она теперь? Какой брала пример
для проповеди? Чудо -- о, но чудо
житейское; для слуха Девы -- весть
семейная, как искони ведется
между людьми, в стесненной теплоте
плотского, родового бытия,
где жены в участи замужней ждут
рождения дитяти, где неплодным
лишь слезы уготованы. И Дева
семейной вести в ангельских устах
внимала -- делу силы Божьей.
"Вот
Елисавета, сродница Твоя,
бесплодной нарицаемая, сына
в преклонных летах зачала; и месяц
уже шестой ее надеждам".
Знак
так близок для Внимающей, да будет
Ей легче видеть: как для Бога все
возможно -- и другое: как примера
смирение -- той старицы стыдливо
таимая, в укроме тишины
лелеемая радость -- гонит прочь
все призраки, все тени, все подобья
соблазна древнего. Недоуменье
ушло, и твердо стало сердце, словно
Господней силой огражденный град.
И совершилось то, что совершилось:
как бы свидетель правомочный, Вестник
внимал, внимали небеса небес,
внимала преисподняя, когда
слова сумела выговорить Дева
единственные, что звучат, вовеки
не умолкая, через тьму времен
глухонемую:
"Се, Раба Господня;
да будет Мне по слову Твоему".
И Ангел от Марии отошел.
Глубину Твоих ран открой мне, Кровь за кровь и тело за
тело,
покажи пронзенные руки -- и мы будем пить от чаши;
сквозные раны ладоней, блаженны свидетели правды,
просветы любви и боли. но меня Ты должен приготовить.
Я поверю до пролития крови, В чуждой земле
Индийской,
но Ты утверди мою слабость: которой отцы мои не
знали,
блаженны, кто верует, не видев, в чуждой земле
Индийской,
но меня Ты должен приготовить. далеко от родимого дома,
Дай коснуться отверстого в чуждой земле
Индийской
Сердца, копье войдет в мое тело,
дай осязать Твою тайну,
копье пройдет мое тело,
открой муку Твоего Сердца, копье растерзает мне
сердце.
сердце Твоего Сердца.
Ты назвал нас Твоими
друзьями,
Ты был мертв и вот жив вовеки, и мы будем пить от
чаши,
в руке Твоей ключи ада и смерти;
и путь мой на восход
солнца,
блаженны, кто верует, не видев, к чуждой земле
Индийской,--
но я ни с кем не поменяюсь.
и все, что смогу я
припомнить
Что я видел, то видел, в немощи последней муки:
и что осязал, то знаю:
сквозные -- раны --ладоней
копье проходит до Сердца и бессмертно -- пронзенное --
и отверзает его навеки.
Сердце.
Ты говоришь мне мягкие слова, а сама
Ты с кем-то кружишь до утра
Ты знаешь, сердце человека состоит из двух частей
Ты убила все в жизни моей
В жизни моей больше нет надежды,
Нет веры в любовь, и не будет, как прежде
Будет все наоборот и ты поймешь слово ЛОЖЬ
Ты не поймешь
Для тебя нет правды, нет в жизни цели
Не в обиду будет сказано: Все вы стервы!
Кидаете, что хотите, то и делаете
А ты – особенно, тебе нет прощенья!
Тебе не будет жизни, в этом нет сомненья!
Ты останешься одна, никому не нужна
Сойдешь с ума, сойдешь с ума!!!
Остановись, ведь жизнь вокруг идет
Ты оглянись, любовь к тебе придет
Остановись и будь сами собой
Не забывай, ведь я всегда с тобой!
Я всегда с тобой! Только с тобой!
Остановка в жизни – это пауза
Которую нельзя исправит, это все одноразовое
Знаешь, недопустимые ошибки не вернёшь назад
Не вернёшь назад
А ты подумай об этом и задумайся о том
Как рождаются дети, светит солнце лучом
И ты просила прощенья, приходила ко мне в дом
Но ты пойми, нам не быть вдвоем
Я видел страх в твоих глазах, печаль, тоску, надежду, ты вся в слезах
Ты хотела остаться и побыть вдвоем
Но нам нужно расстаться и здесь я не причем
Ты получила свое и осталась одна
Никому не нужна, мне жаль тебя
Всё равно люблю тебя! Люблю!
Я, словно мертвый, оторван от земли
поднятый к небу, отсюда вижу сны,
ты просто представляешь, а они красивы и ясны
а жизнь представить - это просто невозможные мечты,
она трудна и очень сложна, но разве так можно,
не зная, что с тобою будет дальше впереди,
заходить в тупики и унижаться
и как же просто дальше жить,и чтоб не огорчаться
нет, нет так не может долго продолжаться,
мне нужно думать, дальше с собою разобраться,
добиться цели, быть уверенным в себе,
идти к вершине желаний и навстречу к судьбе,
да я знаю, что это будет нелегко,
с моей мечтою разбитой, будет очень тяжело,
я буду мимо проходить, разбивая все преграды,
за спиною моей не хочу, чтоб были раны
Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака
и солнца свет нам с тобой не поймать никогда
наш мир убогий и в нём нет ни капли души
везде пороги, ну а ты не сдавайся - дыши
Да я слышу, как сердце моё бьётся
я ещё дышу, но что ещё мне остаётся
пока я ещё живу и время не стоит на месте
и если есть у меня чувство,то не может быть и мести
только дождь за окном успокоит мою душу
не хочу я сейчас, чтобы кто-то меня слушал,
чтобы видели меня у разбитого стекла,
но жизнь прекрасна и прекрасны облака
Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака
и солнца свет нам с тобой не поймать никогда,
наш мир убогий и в нём нет ни капли души,
везде пороги, ну а ты не сдавайся – дыши
Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака
и солнца свет нам с тобой не поймать никогда,
наш мир убогий и в нём нет ни капли души,
везде пороги, ну а ты... дыши... дыши
Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака и солнца свет
нам с тобой не поймать никогда
наш мир убогий и в нём нет ни капли души
везде пороги, ну а ты... дыши...
Проходит время, оно не повторится
За годом - год, одни и те же лица
Среди толпы прохожих, ищу тебя быть может
Но снегом белым любовь - заметает зима
А ты - всё та же, и не меняешься
А то, что было раньше - забыть стараешься
Не получается, страдаешь
Фотографии в своём фотоальбоме листаешь
Помнишь? Мы не могли друг без друга быть
Давали обещания, что будем вместе
Свою любовь хранить, одной мечтою жить
Детей растить
Теперь всё изменилось, наверное стали взрослеть
Другие взгляди появились на сегодняшний день
А жаль, хотелось бы вернуться
Заснуть с тобою рядом и больше не проснуться
Припев:
Замерзает любовь, замерзает
Как под снегом цветы - исчезает
Наши чувства сгорели, остыли
Навсегда
Заметает зима, заметает
И любовь, что была между нами
Моё сердце уже не оттает
Никогда
[текст песни(слова) Дыши - Заметает зима
найден на сайте wwwgl5.ru]
Проигрыш.
Казалось мне: ничего не случилось
Вроде всё как обычно, поругались
И сразу помирились, секретами делились
Но вдруг внезапно мы друг от друга отдалились
А ведь бывают слабости в минуты радости
Когда не понимаешь, что между нами осталось
Счастье было рядом, но не дождались
А снегом белым зима заметает любовь
Припев:
Замерзает любовь, замерзает
Как под снегом цветы - исчезает
Наши чувства сгорели, остыли
Навсегда
Заметает зима, заметает
И любовь, что была между нами
Моё сердце уже не оттает
Никогда
Проигрыш.
Припев:
Замерзает любовь, замерзает
Как под снегом цветы - исчезает
Наши чувства сгорели, остыли
Навсегда
Заметает зима, заметает
Ту любовь, что была между нами
Моё сердце уже не оттает
Никогда
Замерзает любовь, замерзает...
Навсегда...
Заметает зима, заметает
Ту любовь, что была между нами
Моё сердце уже не оттает...
«Проходи, веселый пассажир.
Двери закрываются… Смелее!
Ты, должно быть, хорошо пожил?
Ты живешь, покуда на земле я.
Я умру – и ты. Я так хочу
Вас, неверных, покарать сегодня.
Я сейчас к аллаху полечу,
Вас же ожидает преисподня!»
Что вот-вот взорвется этот мир,
И что жизнь уже висит на нитке –
Не услышал бедный пассажир,
Улыбнувшись молодой шахидке.
Ушёл по велению долга,
С детьми и женою простился,
Заверив, - война не надолго...
Домой больше не воротился.
Дрожала в руках похоронка,
И мама, совсем молодая,
К груди прижимая ребенка,
От вести той стала седая.
Нелегкая выпала доля
Всем вдовам того лихолетья,-
Одним, собрав мужество, волю,
Растить поколенье столетья...
И лишь из рассказов мамы,
Тебя, мой отец, я знала,
Твоим именем, лучшим самым,
Потом она внука назвала...
И, кланяясь Братской Могиле,-
Мороз от оркестра по коже,-
Шепчу, сдержать слез не в силах:
"Как с правнуком, папа, вы схожи..."
И наступил потом девятый день,
И прочие прилежно потянулись...
И в эти дни вмешаться Богу - лень!
Пускай живут, покуда не загнулись...
Но наступил однажды безысход.
И Бог решил вмешаться: он - родился!
И был обычен этот хрупкий плод,
Ему почти никто не удивился...
Волхвы? Да, полно! Были ли они?
Неважно это... Бог решил явиться,
Как Человек. Понять свои грехи,
Лечить больных и самому лечиться...
Он вырос, встал, и проповедь его
Была для многих откровеньем cвыше.
Но в мире не сместилось ничего,
И он, конечно, оказался лишним...
Предательство и крест - его судьба.
Цена за все его красоты мира!
За чистое желание добра,
За отреченье царского парфира...
И наступил последний, страстный день.
Мы в этом дне находимся доселе...
Теперь и нам об этом думать - лень.
А может, нам РОДИТЬСЯ? - в самом деле...
Покаянно голову склоняю
И в молитве, опустив глаза,
Духом ввысь к Спасителю взываю,
Мирной жертвой плавится слеза.
О Небесный, Дорогой Родитель!
Во грехах тону на сей земле!
Дух Святой - Великий Утешитель,
Ниспошли по милости и мне.
Я, бродивший по дорогам мира,
Истуканов разных повидал.
Свят! Не сотворил себе кумира.
Свят! Во руки Отчие упал!
Обессилев в немощях, ничтожный,
Изъязвленный стрелами греха,
От бесовской пыли придорожной,
Повернул на чистые луга.
Охмелился всласть Святой росою,
Упоился воздухом Любви
И душой израненной, босою,
Причастился тайн твоих, Равви!
Без Тебя - погибель, нет спасенья!
Смерть и ад - влекут в порочный круг.
А с тобой - Христово Воскресенье!
Вечный Рай, без боли и без мук.
Царство света, ангелов круженье,
Вальс цветов, благоуханье чувств,
Верность, дружба, честь, Любви служенье
И молитва - елей грешных уст.
И Святых безмерная обитель
И тепло родного очага!
В Отчий Дом, заблудший сын! - Родитель
Ждет тебя, сквозь годы и века.
Мой Господь! Тебе вверяю Душу!
Тело, жизнь, надежду и печаль!
О, Христлос! Не дай уснуть! Послушай!
Бьется сердце, в нем - Твоя Скрижаль!
Я зажжен Тобой, Тобой исправлен!
Вера в сердце праведно горит!
Воин Света! Светом в мир поставлен!
Грех - мой Голиаф, а я - Давид!
Торжествуй и властвуй Вседержитель!
Бог Богов - Исток любых начал!
Океан Любви! Освободитель!
Мой Иисус! Мой Отче! Мой Причал!
Всюду подземные стоны тех отголосков войны,
И не заштопаны раны вмиг поседевшей страны,
Льда колокольные звоны, словно набаты судьбы,
Плачут слезами иконы, душу смертельно знобит.
Ноют болезненно шрамы, тяжесть внутри, как гранит,
Пылью покрытые храмы клонит от горьких молитв.
Чувство парения в небе каждый десантник хранит,
Время полёта, как ветер, в море далёких планид.
Память терзают картины, рвущие разума нить,
Гибли мальчишки на минах, только вошедшие в жизнь.
Многие годы хранило тело осколок в груди,
Боль изнуряюще ныла и чередою шли дни.
Новая знать и холопы вновь совершали грехи,
Годы летели галопом, падали строки в стихи.
Разными были и тропы: камни, поля, ковыли,
Грустные звуки и ноты слышались в скорби земли.
Вот и стоишь в перепутье на перекрестке миров,
Всюду раскиданы угли лет - отгоревших костров...
Я слышу музыку. Она
меня не покоряет блеском.
В её звучанье – слишком веском –
порою сдержанность слышна.
Я чувствую, как даль плотна.
Я представляю очень ясно,
что совершенно неподвластна
напору музыки она.
Я слушаю полутона
и вглядываюсь в полутени:
вот, удаляясь, полетели
они за плоскость полотна –
туда, где явь темным-темна.
Но всё увереннее руки
её преображают в звуки,
в которых плещется луна.
Со взбаламученного дна
уже на звуки неразъята
всплывает Лунная соната
и в мире властвует.
Одна.
Вы здесь » ЗНАКОМСТВА ДЛЯ ТЕХ КОМУ ЗA 30 » стихотворения о любви » стихотворения о любви