Белой дымкой окутан весь я,
зори праздную, росы пью.
Мне навстречу летят созвездья
самой чистою россыпью.
Верю ль в чёрта?
Молюсь ли Богу?
Всё бросаю и жгу мосты.
Отправляюсь я в путь-дорогу
в вечном поиске красоты.

Кем я был в превращеньях прежних?
Резал правду? Юлил и лгал?
Кто я: праведник или грешник?
Повелитель или слуга?
Не за правдою, не за ложью
отправляюсь я в зной и стынь.–
Я шагаю по бездорожью
в вечном поиске красоты.

Заблуждающийся, заблудший
средь абсурдных речей и вех,
из – где глубже
и из – где лучше,
просто-напросто человек,
веря в то, что чего-то стою,
всё черкаю,
всё рву листы –
очарованный красотою
в вечном поиске красоты.

Эта долгая ночь не должна повториться,
Ждет усталых скитальцев покой;
Не на каждое дерево птица садится,
Чтоб хлебнуть тяжкой доли мирской.

Но идут неизвестному счастью навстречу
Тени странников в мир тишины,
Зажигая во мгле одиночества свечи,
Уходя от вчерашней войны.

И когда в должный час дрогнут старые стены,
Ты уснешь, раскрывая свой дар -
Обнимать тишину на краю Ойкумены
Под серебряным светом стожар.

Впереди дорога вьётся лентою,
и встаёт над миром утро раннее.
Древний край, овеянный легендами -
солнце, море, скалы, даль бескрайняя...

Вперемешку - пальмы с олеандрами,
бороздят просторы аэробусы.
Мы сюда, в края обетованные,
прилетели с разных точек глобуса.

Суеты земной рабы и жители
мира грёз, замешанных на мистике,
чтобы здесь, в безоблачной обители,
постигать души простые истины.

Дивный край встречает нас приветливо,
но хранятся за семью печатями
наших Праотцов мечты заветные,
тайна Непорочного Зачатия.

Благодать разлита в пряном воздухе,
и приходят мысли лишь о Вечности -
чтобы мы в трудах своих и в отдыхе
помнили о жизни быстротечности.

Очи звёзд глядят на нас застенчиво,
с глаз спадает пелена забвения.
Вот пришла пора и нам доверчиво
постигать уроки Откровения.

Взгляд морскою гладью очаруется,
лишь рассвет забрезжит цветом манговым.
Я глаза закрою, и мне чудится,
что я слышу шелест крыльев ангелов...

Здесь я верю, глядя в даль безбрежную
и вдыхая запахи цветения,
что и мне, беспечному и грешному,
Бог подарит -
Чудо Воскресения!

Я лицо твоё воочию не видел,
Я могу тебя лишь только представлять...
Не успела полюбить и замуж выйти,
Чтобы радость материнства испытать.

Безобидная, без глупости – простая,
Я ловлю твой кроткий взгляд через века…
Безымянная далёкая святая,
Так любившая смотреть на облака...

Ты молилась не в церквях, а в подземельях,
Твой священник знал и Павла, и Петра.
Тихо празднуя Христово воскресенье,
Ты смиренно улыбалась всем с утра.

Озарялось сердце теплым нежным светом
И хотелось радость каждому дарить!
Так была ко всем добра и милосердна...
Ну кому могла ты этим навредить?!

Но когда пожар случился в Риме,
Когда вечный город дым объял густой,
Ты, просившая у Бога скорый ливень,
Не почуяла угрозы над собой.

Впавши в гнев, полубезумный император,
Обвинил в поджоге Рима христиан.
Говорят, он сам поджёг его украдкой,
Вдохновения в пожарище искал…

Спозаранку, на молебен в катакомбы,
Неожиданно солдаты ворвались,
И связав вас, потащили в цирк огромный,
Где бесценок – человеческая жизнь.

Вопли, стоны, рёв неведомый, ужасный –
Рык звериный заглушает крик людской.
Непонятный страх окутывает разум,
Ты дрожишь, обнявшись с младшею сестрой.

Но священник, величавый и спокойный,
Молвил вам: «Не бойтесь, дети, ничего!
В Царство Божие сегодня попадем мы!
Смерти нет, для тех, кто верует в Него…»

На прощание – целует вас и крестит…
Руки грубые швыряют вас вперед.
От набившегося люда – в цирке тесно.
Их жестокая забава нынче ждет.

Две девчушки сжались вместе на арене,
Лев голодный приготовился к броску.
Обе девочки упали на колени,
На молитву – только несколько секунд.

«Господи! – взмолилась ты, - Помилуй!
И прости всех тех, кто нас на смерть обрёк!
Умираю за Тебя сейчас счастливой!»
Прыгнул лев, прервав молитвы шёпоток...

Улюлюкают в неистовстве трибуны,
На куски рвет зверь горячие тела.
Липнут к морде окровавленные слюни,
Хруст костей – и с визгом сходит цирк с ума…

Много раз такая адская картина
Повторялась кряду в ранние века…
И невинноубиенные, незримо,
Возносились в Царство Божье, к облакам…

Безобидная, без глупости простая,
Отчего с тобой, как будто я знаком?
Безымянная далекая святая,
Попроси и за меня перед Христом…

Последний признанный поэт
В России - Игорь Губерман.
Хотя стихи - в один куплет,
Но смысла - целый океан.

Я ж был не падок на объём
И вожделел до остроты.
Бывает, в гарике одном
Есть столько мудрой простоты...

Но и тогда я был горазд
На критику: хоть краток стих,
Две первые строки - балласт,
И можно обойтись без них.

Они для рифмы вплетены,
А мысль - в последней, или в двух.
Не видел в том большой вины,
Остроты щекотали дух.

Когда ж на рифму вдохновиться
Случилось мне, я вспомянул
О нём, и даже обратиться -
С каким трудом! - не преминул.

В восторге я не сомневался
Его, ведь каждая строка
Моя - сильна, но облажался...
Я ошарашен был!.. слегка.

- Прочёл твои стишки-браваду,
Они неплохи, но годятся,
Уж ты прости меня за Правду,
Лишь для Семейных публикаций.

Всё уважение угасло...
Видал немало я идейных
Борцов за чистоту парнаса,
А сам притом - в трусах Семейных!

Простить за Правду!.. Рифмоплёт.
За правду кто ж простит?!
Знать можно ль было наперёд,
Что Губерман так льстит?

Опять уходишь ты, приходит утро.
Опять рассвет разводит нас с тобой.
У зеркала оставила ты пудру,
А сердце унесла моё с собой.

Восход уже успел раскрасить землю,
Цветут тюльпаны под моим окном.
Ты исчезаешь тихо, лёгкой тенью,
А я остался с пролитым вином.

Проходит жизнь, я всё тебя ворую,
И ты меня уводишь от забот.
Я ночи напролёт тебя целую,
Пока заводят звёзды хоровод.

Но ты менять свою судьбу не хочешь,
И я не в силах что-то изменить,
Позвонишь только, как меня захочешь,
А утром, вновь не сможешь разбудить.

Ты любишь, и всегда меня любила,
И мы с тобой встречаем наши ночи,
Ты вышла замуж, ты мне изменила...
Ты так сама решила, между прочим.

И у тебя свои друзья и дети...
Я каждый раз, тебя с волненьем жду.
А ты, опять уходишь на рассвете.
Я столько лет тобой одной живу.

Так жизнь устроена, и ты тогда не знала,
Кто нужен был тебе из нас двоих?
Меня любила, а о нём мечтала...
Но всё в судьбе решил какой-то миг...

Всю ночь под окнами срываясь воет ветер.
На небе звёзды. Мы опять вдвоём...
Но снова ты растаешь на рассвете...
А я останусь -  пролитым вином.

Это наша победа!
        И помнить стране,
Поимённо солдат,
      Победивших в войне.

Всех, кто выжил и пал,
   В той великой борьбе,
Кто себя не щадил,
  Чтоб был мир на земле.

Это наша победа!
       Восславим друзья,
Всех, кто выжил и пал,
       Чтоб Россия жила!

Имперские стихи, гремящие в ночи,
Опять тревожат слух изменчивых соседей,
Густеет нефть в трубе, вредители-врачи
Вредят и просыпаются медведи.

Здесь не было времён, застывшее вчера
Наступит поутру и вновь отменят рабство,
На долгих пять минут, отмытых дочерна,
От крови и мозгов электоральной паствы.

Легка моя грусть, как и это прозрачное утро.
Томится душа по чему-то родному.  Возможно,
ее взволновали далекие горы, что смутно
видны на восходе в тумане... Но сложно
порой разобраться в порывах. Душа не всегда доступна.

А может,  то ветер, вобравший все запахи моря,
напомнил  о странствиях под покрывалом небесным,
где мыслям и чувствам не ведомы рамки простора,
где  даже в фантазиях смелых становится тесно,
и тянет к  мирам - без потерь, без разлук и без горя…

Я внемлю потокам, рожденным струей водопада,
и волнам, ласкающим трепетно берег песчаный,
Дышу ароматом цветущего вешнего сада.
Но сердце щемит. В нем покой не живет изначально.
Колышутся в воздухе звуки минорного лада…

И нежным сияньем от самых окраин Вселенной
навстречу моей, словно рана, горящей печали
примчался ответ, исцеливший мне душу мгновенно.
Мелодией чистой любви, пролетая сквозь дали,
он образ Мечты проявил предо мной постепенно…

И руки сплелись наши в ласковом  прикосновенье.
На крыльях искрящихся всполохов мы лепестками
кружились.  И, став бесконечным, мгновенье
забыло про время и растянулось веками.
… Для вечной любви получили мы благословенье…

Ступая смело на час вперёд,
Шагнуло время весне навстречу.
И, возвращаясь из года в год,
Стал чуть теплее погожий вечер.
За повседневностью суеты
В архитектурных коробках душных
Предощущение красоты
Бередит сердце и греет душу.

Всё повторяется вновь и вновь,
Вдруг, оживает везде, повсюду...
Секунда жизни, и пыль веков
Здесь измеряются амплитудой.
За каплей капля идут дожди,
Ручьи вплетаются в океаны...
Лишь тропы жизненного пути
Нас подчиняют законам странным.

Той повседневности вечен плен.
Теряя близких, друзей, любимых,
Мы, ничего не ища взамен,
Вдруг обретаем непобедимость.
И если тысячи лет подряд
Мы все куда-то бредём беспечно,
Упрямо нам небеса твердят,
Что там, за гранью, сокрыта вечность...

Когда растраченных дней кортеж
Однажды сгинет за облаками,
И на осколках былых надежд
Вздремнёт устало седая память,
За повседневностью суеты,
Ушедших лет суматошным бегом
Предощущение пустоты
Всплакнёт на сердце вчерашним снегом...

1
Над распростёртым телом Тель-Авива
ни облачка, ни сизого дымка.
На панораме Яффского залива
рассвет буравит дырки, а пока
он хулиганит, Майкл берёт гитару,
и щекоча нагретую струну,
с веселым Дагом Олдричем на пару
нарушит в этом доме тишину.

Но песня в этот час подобна грому.
Нет, стоп. Начну, пожалуй, по-другому.

2
Майкл стукнул по будильнику и спит.   
Хороший вариант! И Тель-Авив
окрашен в яркий цвет «Chateau Lafite»,
не только терпелив, но и сметлив,
способен, напрягаясь, расслабляться.
Лучи коснулись каждого двора,
и волны, убыстряя ритмы танца,
на пляж несут медузу умирать.   

Рубиновые море и трава.
Но Майкл не видит. Стоп! Пора вставать!

3
А ветер волны, как и прежде, гонит,
медузу смерть медузья унесла.   
Как галлий расплавляется в ладони,
так лень течет по краешку стола
и густо желтым цветом мажет лица.   
Желая прорываться напролом,
десятки кенарийских экспедиций
пьют кофе за обеденным столом.

Крадётся по стене и по стеклу
рубиновый, почти ослепший луч.

Ах, барышня, полно, какой уже век
Приходите вечером
По першпективе
Молчать и вздыхать, отряхнуть с меня снег
И пальцы согреть в моей каменной гриве

Ах, Лизанька, сжальтесь,
И Он Вам простит
Не рвите гранитное сердце на части
Нам очень к лицу с Вами тёмный гранит
И так не к лицу эти слёзы про счастье

Не знает никто
Вам известно одной
Про эти мои триста лет без ночлега

Постойте со мной
Вы постойте со мной

А дождь ли, а снег ли, а дождь ли со снегом...

А люди - смешные, они не поймут,
Как могут дрожать эти сильные лапы

Позвольте быть слабым
На пару минут
Одну лишь минуту
Позвольте  быть слабым

Полмира съел в один присест,
А брюхо требует добавку.
Возьму-ка острую булавку...
Да жаль живущих всех окрест.

Всё. На еде поставлю крест!
Больничный выпишу, иль справку,
Отвары пить начну из травки,
А холодильник - под арест!..

"К чему сей громкий манифест?
Подумаешь, увидел складку.
Жрать будешь по ночам украдкой,
Не покорится Эверест!" –

Вещало чрево мерзко, гадко,
Меня глотая без остатка.

О блуде

Сколько жить на свете буду,
Замолить не в силах грех, -
Предаюсь всегда я блуду,
Что за жизнь, коль нет утех?

Разрешу проблем я груду, -
Не по кайфу мне успех,
Как магнитом, тянет к блуду,
Хоть разделай под орех.

Бьёт жена на мне посуду
Без опаски и помех,
Я люблю её, но к блуду
Прикипел сильнее всех.

Кандалы надень по пуду,
В них прорвусь я сквозь запруду!

Одолевший гнев

Кипит, бурлит, как на огне,
В моей груди напиток жгучий,
И цветом он чернее тучи,
Могу ведь лопнуть так вполне.

Как раздражен я всем извне,
И гнев меня съедает, мучит...
Уйму желания, - так учит
Тот, кто над нами в вышине.

Пусть затерялся я в стерне,
В лепёшке, что давно остыла, -
Не кажется мне жизнь постылой,

Пройдёт тут плугом по весне
Мужик с похмелья, с мятым рылом -
Я стану злаком... шестикрылым!

Аромат денег

Милее солнца, матери милей
Алмазов горы и прохлада злата!
Пугают, что за всё придёт расплата,
Но это неимущему елей.

Купаюсь в роскоши! Побольше лей!..
Подрагивают стрелки циферблата,
Куда ещё спешить в лучах  заката
Под сенью серебристых тополей?

Весь мир у ног! Богаче королей!
Свободен от давления догмата.
Глупее не читал я постулата -
Не пахнут деньги. Ложь, скажу, ей-ей.

На свете не встречал я аромата
Сильнее и прекраснее дуката!

Тоска-печаль

Не пало счастье мне с небес,
Горбатился с утра до ночи.
Года прошли, не стало мочи,
И времени уже в обрез.

Явись-ка, чудо из чудес!
Позволь вглядеться в ясны очи,
Тоска-печаль съедает, точит,
И рвут на части ангел, бес...

В руках могильщика отвес, -
О вертикали он хлопочет,
А кто-то надо мной хохочет
С тупой косой наперевес.

Ужель напрасно в гору лез, -
Нет счастья оптом и вразвес?

О тщеславии

Мне нравятся похвальные слова,
Они меня не портят и не губят,
Но праведники, слышал, их не любят,
Для них важнее корень, чем ботва.

Так редко достается мне халва,
Ведь жизнь – не пляска под задорный бубен,
Всё больше в ней унылых, серых буден,
В которых пересуды и хула.

Тщеславен я! Мне не страшна молва,
И врать не буду здесь, как сивый мерин,
Что мой талант доселе не измерен,
И что на трон имею все права.

Но пусть слегка кружится голова
От лёгкой лести!.. Всё слова, слова.

О гордости

Читал, что гордость – очень страшный грех,
Что ангела разжаловала в бесы,
И что Адама, райского повесу,
Изгнала с Евой, после их утех.

Смирение стяжает мне успех?
А во враге я вижу человека?
Себя виню до истеченья века
И каюсь, что в душе полно прорех?

Одолевают грусть меня и смех,
Что гордость, нынче, - чистая отрава,
Душе нужна смирения оправа,
А без неё, как рыцарь без доспех.

Увольте, я, конечно, не из тех,
Кто гордость принимает за огрех.

Валит снег на первое апреля.
Не шутя, настойчиво, всерьёз.
Жизнь прекрасна радостью без хмеля,
мир хорош пунктирами из грёз.

Прилетела чёрная ворона,
отворив калитку на весу,
каркнула, как в трубку телефона,
птице той, что каркает в лесу.

Ей во влажном воздухе бодрящем
по-апрельски весело орать.
Так друзья грустят о настоящем,
чтобы о грядущем не рыдать.